Глава 4. Сотворение человека
Однако есть один или два отрывка, в которых указание на трёхчастный состав нашего существа скрыть невозможно. Например, замечательный стих в Послании к Евреям: «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого и проникает до разделения души и духа, суставов и мозгов, и судит движения и мысли сердечные» (Евр. 4:12). Здесь Павел говорит о том, что нематериальная часть человека состоит из двух раздельных элементов: души и духа; при этом он описывает материальную часть как нечто состоящее из суставов и мозгов, органов движения и чувства. Таким образом, он утверждает, что Слово Божье имеет силу отделять, разделять на части всё существо человека: духовное, психическое и телесное, так, как это делал священник, когда он свежевал и разделывал, отделяя конечности одну за другой, животное для всесожжения, чтобы обнажить каждую часть и обнаружить, есть ли в них скрытые пятна или недостатки.
Другой очевидный отрывок ― это известное ходатайство Павла за фессалоникийцев: «Сам же Бог мира да освятит вас всецело, и всё ваше естество, дух и душа и тело, да будет безупречно соблюдено в пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фес. 5:23).
Можно сказать, что тело имеет осознание чувств, душа ― осознание нашего «я», а дух ― осознание Бога. Тело даёт нам в распоряжение пять чувств; душа включает в себя интеллект, который помогает нам в ныншем существовании, и эмоции, вытекающие из чувств; а дух ― это наша самая возвышенная часть, вышедшая непосредственно от Бога, и с её помощью мы способны постигать Его и поклоняться Ему.
Он в свою очередь, как отмечалось выше, может воздействовать на тело посредством души; и мы видим прекрасную иллюстрацию этого факта в словах Марии: «Величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моём» (Лук. 1:46, 47). Перемена времени здесь показывает, что сначала дух зачал радость в Боге и затем, войдя в сообщение с душой, пробудил её, чтобы она дала выражение чувству посредством телесных органов.
Но дух необращённых находится в мертвенном оцепенении; он пробуждается и получает ответственность, только когда Дух Господень обличает его о мире греха, праведности и суде. Такие люди не могут поддерживать общение с Богом; душа, проявляющаяся иногда в интеллекте, иногда в чувственности, а часто и в том, и в другом, безоговорочно царствует над ними. Именно это хочет показать Иуда в стихе 19, который следует переводить так: «Это люди, отделяющие себя, люди, находящиеся под управлением души, не имеющие духа».3 И даже в случае обращённых, силы духа в нынешнее время в огромной степени задавлены, и их место занимают, хотя и в недостаточной мере, способности души и духа.
Примечание 3: ψυχικοί, πνεύμα μή έχοντες. Вряд ли «Дух». Слово ψυχικοί в начале проводит контраст между человеческой душой и духом настолько очевидно и естественно, что, если бы Иуда имел в виду Святого Духа, он бы определённо сохранил значение, поставив артикль перед словом πνεύμα. Таким образом, нетрудно понять, что в описанных людях осознание Бога задавлено чувственностью. В их случае дух всё ещё присутствует, но его нынешнее влияние практически отсутствует.
Насколько недостаточными мы себя не ощущаем? Когда мы наконец просыпаемся от сна этого мира, когда наши глаза открываются и видят реальность, когда наш разум озаряет мысль о растлённой и быстро проходящей природе всего видимого, с этого момента нами завладевает одна мысль ― достичь вечной жизни. Но в этом случае какого руководства мы можем ожидать от телесных чувств, которые движутся лишь по напрвлению к могиле? Нет, какой бы разумной, какой бы усердной в своих поисках ни была душа, она не может никакими усилиями достичь пути мудрости. Часто она пытается сделать это, но насколько её выводам нельзя доверять, мы видим по тому, как трудно найти даже двух человек высокого интеллекта, у которых было бы одинаковое мнение. Рассудок ― в лучшем случае ненадёжный и обманчивый инструмент, а ослепляющая человеческая гордость лишь всё усугубляет. Когда человек обращает своё сердце к идее ― которая представляет собой не что иное, как осуществление его собственной фантазии, такой же бестелесной, как воздушный замок, ― его силы в этом случае используются для одной цели: придать своему воображению картину, чтобы она была как можно больше похожа на реальность.
Таким образом, мы легко видим, что интеллект не только ошибается, но и представляет собой самый опасный из всех даров, если он не находится под управлением Духа Божьего. Он может называть зло добром и добро злом, он может выдавать тьму за свет, а свет за тьму, горькое за сладкое, а сладкое за горькое. Более того, его волшебное действие может наполнить не тольку эту жизнь, но даже регион за рекой смерти солнечными пейзажами и прекрасными картинами, придать всему этому очертания прочной реальности, пока не наступит смертельный момент, когда в одно мгновение сверкающая картина навсегда стирается огненной тьмой неверующих.
И даже в случае возрождённых людей, которые получили силу стать сыновьями Божьими, их интеллектуальная способность всё равно настолько слаба, что, хотя они обладают истиной в Божественном откровении, тем не менее, как говорит Павел, в нынешнее время они лишь могут знать и понимать отчасти. Но когда дух, наша действительная жизнь, будет высвобожден и снова займёт престол, мы немедленно узнаем силы, которые сейчас мы не можем ни постичь, ни даже понять; мы больше не будем людьми тьмы с призраками неясного разума и постоянно меняющимися мечтами, мы окажемся в мире, где нет ночи, мы будем наделены проницательным и безошибочным видением, которое Бог даст всем Своим искупленным. Вместо неопределённой и обманчивой логики души мы будем одарены инстинктивным пониманием истины, которое является прерогативой незапятнаных духов.